Давайте негромко, давайте вполголоса

root

Administrator
Барда представляют обычно тем, что называют несколько его популярных песен. Мне кажется, в данном случае делать это не надо, потому что имя Юлия Кима стоит в ряду с самыми-самыми: Окуджава, Визбор, Высоцкий, Галич, Городницкий...

Его знают все, даже не зная, потому что все смотрели «Бумбараша», «Обыкновенное чудо» и «Двенадцать стульев», слышали и, может быть, даже пели «Губы окаянные» и иные ставшие народными песни, на худой конец, если брать совсем уж молодое поколение, до одури заслушивались шлягерами из российского варианта мюзикла «Собор Парижской Богоматери», ибо автор либретто - тоже Ким, хотя и не только он.



Я выбился из бардовской капсулы
- Когда вы научились записывать свою музыку? Я имею в виду ноты.

- Я ее записываю на магнитофон. Иначе не умею. Это неправильно, но я как-то не почувствовал необходимости выучить нотную грамоту, это отвлекло бы массу сил. Хотя вот Сергей Никитин выучил...

- Вы следите за тем, что происходит у нас в жанре бардовской песни?

- Очень косвенно. Уже лет 15 говорят, что жанр иссяк. И все 15 лет я вижу, что происходят фестивали, концерты... Да, Грушинский фестиваль распался, и какие-то фестивали исчезли, но возникают новые... Песнетворчество - очень живое дело, оно всенародно.

- И она отчасти стимулируется песенными фестивалями, перспективой оказаться на эстраде, взять премию. Но не эти стимулы определяющие, а возможность спеть для своей компании.

- Для вас тоже?

- Я давно выбился из бардовской капсулы, потому что главное мое дело - театр. Просто так я давно не пишу.

- Сколько вы написали песен?

- Просто так, не для театра или кино, - не больше 200. А может быть, и сотни не наберется. Возьмем все, что я написал на Камчатке: половина - для школьной сцены. А просто так, как пишут песни Городницкий или Долина, как пишутся стихи, - очень мало. И крамольных песен я у себя насчитал всего-навсего 25.

- А кажется - их сотни.

- Это называется резонанс.

- Это и есть цель бардовской песни - вызвать резонанс?

- Обычное заблуждение. Если бы это было так, надо было бы выкинуть 90% песен Визбора, 80% - Окуджавы, почти всего Клячкина...

- Но есть Тимур Шаов, которому не чужда социальная тема.

- Да, это номер один у нас в области песни-фельетона. Тимур чистый песенный фельетонист, он один разрабатывает эту ниву, и у него нет конкурентов.

Шевчук вряд ли пошел бы во власть

- Лидер группы "ДДТ" Юрий Шевчук - не бард, но говоря об исполнителях, чье творчество имеет общественный резонанс, я не могу его не вспомнить. Все-таки некоторые поэты в России до сих пор больше, чем поэты?

- Безусловно, и про него уже можно сказать: "Певец в России больше, чем певец". Это человек замечательный, такой природной искренности и правдивости и при этом талантливости, что я даже не знаю, кого бы с ним рядом поставить. Некого. Песенный рупор. Даже не рупор, а трибун, потому что рупор зовет куда-то, а Юра воспевает полную независимость и свободу - от властей, от идеологических трафаретов, и все это с интонацией доброго отношения к человеку. И это не религиозный призыв. В первую очередь здесь можно говорить о русском национальном характере, в котором есть эти составляющие - желание добра и желание свободы. Вот это соединено в его творчестве, в его неповторимой залетной интонации, он, по-моему, на две октавы спокойно улетает, как Высоцкий. Это прекрасно, что Юра Шевчук есть, что он так отзывчив на народную потребность. И думаю, Шевчук вряд ли пошел бы во власть.

- Он и так при деле?

- Конечно. Год назад я видел его на "Пилораме". Это мемориальный музей, который устроило под Пермью общество "Мемориал", на месте 36-го лагпункта, в котором сидели и многие диссиденты, в том числе знаменитый правозащитник Сергей Ковалев. На "Пилораме" ежегодно устраивается что-то вроде фестиваля: лекции, выступления, концерты. Год назад на "Пилораму" позвали Шевчука. Он приехал вдвоем с трубачом и обеспечил на этой зоне аудиторию тысячи в две.

В КГБ я проходил под кличкой Гитарист

- В свое время вы были известны не только как бард, но и как правозащитник. Как вы оказались в диссидентском движении?

- Я познакомился с Петром Якиром (сыном расстрелянного командарма Ионы Якира), одной из центральных фигур московского диссидентского движения. А поскольку я еще и женился на его дочери, то соответственно оказался в гуще событий. Не откликнуться на них я не мог в силу собственного мироощущения, чувства долга. И не только потому, что мои родители были репрессированы. Я бы все равно вовлекся в это, уже как честный преподаватель истории и обществоведения.

- Тяжело было в СССР честно преподавать историю...

- Мне повезло: во время оттепели была напечатана масса материалов, и, скажем, коллективизацию я давал по репринтному двухтомнику Виктора Петровича Данилова - до печати там не дошло, но в этой книге была чистая правда и о голоде, и о колхозах. Работал я в Холмогоровской школе, стукачей там не было. Еще помню, как в 1963-м или в 1964-м, когда я работал в 135-й школе, ученики выпустили в честь "Одного дня Ивана Денисовича" Солженицына стенгазету, всю опутанную колючей проволокой. Завуч, правоверная коммунистка, подняла бунт, и газету торжественно "хоронили" все этажи.

- Сегодня вы все так же политически активны?

- Нет. Моего заряда хватило ненадолго. По-настоящему я участвовал в диссидентском движении года четыре - до 1968 года.

- Но в 1970-х вы же редактировали "Хронику текущих событий" (первый в СССР неподцензурный правозащитный информационный бюллетень, распространявшийся в самиздате).

- В "Хронике.." я действительно поучаствовал, но уже отказавшись от писем и обращений в западную прессу, перестав светиться.

- Вы испугались или это перестало вас интересовать?

- Нет, никоим образом. Просто это вошло в противоречие с делом моей жизни. Песенное дело мною овладело, я стал востребован в театре и кино. И в 1968 году я уже понимал, что года через два мне придется проститься со школой, потому что все мои устремления лежат в области театра и кино, и это нельзя сочетать с диссидентством. Понимаете, Галич не мог оставаться драматургом и одновременно сочинять песни: любое его сочинение для сцены было бы немедленно "зарублено". И он остался автором великих песен - здесь он отвечал только за самого себя.

- Они не имели ни малейшего шанса быть изданными.

- Да, как не имел шанса быть напечатанным Солженицын, но он тоже отвечал за себя. А в кино или театре ты отвечаешь за коллектив.

- Но вы продолжали писать крамольные песенки.

- Немного. А выступать с громкими заявлениями уже не мог.

- И придумали себе псевдоним Ю. Михайлов.

- Под моей фамилией меня бы никто не опубликовал.

- Из школы вы ушли по своей воле?

- Меня выгнали - я подписал несколько довольно резких писем в начале 1968 года, одно из них наделало шороху за рубежом, и все 12 подписантов были немедленно выгнаны с работы.

- Ваше мировоззрение изменилось с тех пор?

- Если говорить о моем отношении к власти, то конечно. Потому что все-таки изменилась власть. Прежняя власть отрицала частную собственность. А нынешняя на ней основана. Прежняя власть опиралась на тотальную цензуру - нынешняя несопоставима с той. Нельзя сказать, что она освободила общество от цензуры, которая по-прежнему свирепствует на телевидении, как в самом массовом органе воздействия на народные массы. Но в прессе она значительно слабее, а что касается интернета, театра, живописи, литературы, кино - там полная свобода, которой при советской власти почти не было. Была только знаменитая двадцатка нонконформистов, которым позволяли выставляться на Малой Грузинской. Выстраивались на эти выставки огромные очереди, но обходились без ОМОНа. И над ними не висела угроза каторги.

- Над вами висела?

- Когда в 1970 году судили в Ташкенте правозащитников Илью Габая и Мустафу Джемилева, я выступал как свидетель, но в отдельное судопроизводство были выделены материалы на меня. Тогда дело кончилось ничем - думаю, на этот счет была отмашка из Москвы.

- Правда, что вы проходите в материалах КГБ под кличкой Гитарист?

- Мне так рассказывали в обществе "Мемориал".

До меня православие не добралось

- В два года вы оказались в Калужской области, у бабушки. Судя по фамилии, ее семья имела отношение к церкви.

- Прадед мой действительно был поп, замечательный. Род Всесвятских знаменит в Калужской губернии. Там был такой уездный центр - Угодский Завод, сейчас это город Жуков, поскольку недалеко от него родился Георгий Константинович. И вот там его и крестил мой прадед Василий Павлович Всесвятский. У него было трое сыновей, и один из них - Николай Васильевич, брат моего деда Валентина Васильевича, земский врач, Жукова лечил. От тифа, кажется.

- Вас тоже крестили?

- Да. И, знаете, моя дочь Наталья, журналист по профессии, пусть без фанатизма, но подалась в православную веру. Таких людей, верующих, но без этой оголтелости, я знаю много, и у меня они вызывают огромное уважение. А до меня православие не добралось. Когда у меня спрашивают, во что я верую, я вспоминаю знаменитую историю с Егором Гайдаром, который, будучи исполняющим обязанности премьера, был в Якутии. И посещал там собрание партактива. Какой-то подвыпивший бригадир спросил его посреди доклада: "Слушай, а ты в Бога веруешь?" На что Егор Тимурович ответил: "Знаете, вообще-то я агностик". Вот и я агностик.

Неслучайная земля

- В Израиле вас хорошо принимают?

- Конечно, еще и потому, что я имею, наряду с российским, израильское гражданство, доставшееся мне, так сказать, от моей умершей первой жены Ирины, внучки Ионы Эммануиловича Якира, расстрелянного Сталиным вместе с Тухачевским и другими полководцами в июне 1937 года.

- Вашего отца постигла, кажется, та же участь?

- И маму тоже. Точнее, после расстрела отца (отец Юлия Кима, переводчик с корейского языка Ким Чер Сан, был в 1938-м расстрелян, а мать, Нина Всесвятская, до 1946 года была в ссылке.) ее отправили в лагеря, потом в ссылку, где она провела много лет. Я увидел ее, когда мне было 10 лет. Ощущение отнятых отцов - войной ли, НКВД, свойственно для всех шестидесятников. Какое-то поколение называли потерянным, а наше поколение можно назвать обманутым. Но не только обманутым, но и воспрянувшим от этого обмана, преодолевшим его. Речь идет опять же о 56-м годе, о хрущевской оттепели и о дальнейшем развитии инакомыслия. У всего нашего поколения отобраны были старшие: отцы, дядья, тетки. Полстраны сидело, полстраны боялось. Поэтому психология страха была всеобщей.

- Вы по распределению поехали учительствовать на Камчатку...

- Вот там-то я и начал писать всерьез и надолго. Как только вернулся с Камчатки в Москву, стал получать серьезные предложения от кино и театра. Тексты песен были написаны к фильмам "Бумбараш", "Про Красную Шапочку", к версии Марка Захарова фильма "Двенадцать стульев", где Андрей Миронов поет "Белеет мой парус такой одинокий..." и песню о Рио де Жанейро. C композитором Геннадием Гладковым мы работали в двух фильмах Марка Захарова: "Обыкновенное чудо" и "Дом, который построил Свифт". Из "Чуда" стала популярной песня в исполнении того же Андрея Миронова "Бабочка крылышками бяк-бяк-бяк-бяк..."

- Ваше творчество позволяет вам нормально существовать?

- Да, поскольку слушатели есть, и они за последние годы распространились по всему земному шару. Время от времени я езжу по России, ну, и бываю с концертами в Америке, в Израиле, даже в Париже есть немало наших соотечественников.

- Где вы живете больше: в Москве или в Иерусалиме?

- В Москве. Хотя в Иерусалиме бываю часто. Обстоятельства жизни заставили меня там прописаться, но я об этом не жалею. Для меня это, конечно, неслучайная земля. И там уже сложился замечательный круг моих друзей. Сказать, что у меня есть там какое-то дело, не могу. Кроме одного: я вхожу в редколлегию очень хорошего литературного альманаха "Иерусалимский журнал".

- Я знаю, что вроде бы вы там тоже собирались ставить мюзикл - об истории Второго Храма.

- Эта идея была моя и Игоря Бяльского, главного редактора "Иерусалимского журнала". Однажды он услышал наше с композитором Дашкевичем сочинение под названием "137-й псалом. На Реках Вавилонских". И так проникся этим сочинением, что тут же решил, что надо написать большой мюзикл с этим псалмом посередине.

- Верди уже сочинил.

- Верди?

- Оперу "Набукко", со знаменитым хором "На Реках Вавилонских" в третьем акте, написанном как парафраз библейского псалма.

- Что, вот этот?.. Там-та-ра-рам... (поет). Правда? Не может быть. Это что угодно, только не плач.

- Верди так себе представлял. Этот хор хотели сделать гимном Италии.

- Я знаю, и вот на гимн это как раз похоже. Надо мне попросить внучку перевести текст, раз уж она учит итальянский. Знаете, в Театре Фоменко этот хор сделали гимном театра, и когда я там услышал эту мелодию, я был ею настолько заворожен, что попросил записать. Мне дали диск, который я время от времени ставлю и наслаждаюсь. И я понял, что должен сочинить слова. И написал могучий текст, который ложится на эту мелодию - "Ars longa vita brevis" ("Искусство вечно, жизнь коротка").

- Мюзикл про Храм вы в итоге написали?

- Да. Часть текстов написал Игорь, часть я. Но пристроить их мы никуда не смогли. В Тель-Авиве есть театр "Гешер", который возглавляет бывший наш режиссер Евгений Арье, но ему эти тексты не пришлись по душе. В Москве пока этим мюзиклом тоже никто не заинтересовался. Хотя мне он нравится, там есть и лирическая линия, и любовный треугольник... И если кто-то возьмется это поставить, мы немедленно попросим Дашкевича написать музыку.

И. Мак
 
Сверху