«Этнические православные? Вы хотите сказать, что христианская вера может быть признаком национальности?! Разве вы не понимаете, что это нелепость?!», – и православный священник, приехавший на Пасху в Россию из далекой Канады, откровенно рассмеялся. Пришлось объяснять ему, что, действительно, православные в России так вовсе не считают, что они воспринимают свое православие как дар Божий и даже не помышляют о том, чтобы отличать «эллина от иудея».
Но «прирожденными православными» считают себя многие другие, среди которых есть и Богу не верящие, и убежденные, что золотые купола – это что-то вроде русской национальной «духовной матрешки». В представлениях таковых православие – нечто, вроде извечной идеологии «борьбы за справедливость», принимающей обличье то низкопоклонства, то бунта. Некоторые считают даже, что Иисус «был русским», и вот за это его и «распяли жиды». Впрочем, мало ли кто что считает, и мало ли у нас подобных странностей в чьих-то глазах со стороны, как и у любого другого народа.
Заодно пришлось упомянуть и о том, что на версии «этнического православия» все последовательнее настаивает официальная православная церковь, каковой нынешняя власть признает лишь юрисдикцию Московской патриархии. Когда мой собеседник просмотрел позже несколько публикаций с выступлениями церковных лидеров и чиновников этого ведомства, вопрос о том, кто из нас «свалился с Луны», уже не возникал. Потому что фраза Легойды, например, о том, что «согласно имеющимся данным, в Москве один действующий храм приходится на 40 тысяч этнически православных жителей», русского канадца сначала умилила, потом заставила выпучить глаза, а затем, по мере осмысления прочитанного, повергла в печальные раздумья...
Для большинства россиян не то чтобы задумываться, но и внимание обращать на подобные признаки собственной религиозности совсем не свойственно. Тем временем, сама эта религиозность продолжает усугубляться в своем своеобразии. Впрочем, представление о христианстве, как о приватизированной «нашей вере» существует настолько давно, что о происхождении этого тоже никто особо не задумывается. Как не задумываются, собственно, и о том, что такое православие, основы которого, кстати, редко кто способен сформулировать даже для себя. В результате «наша вера» так и остается чем-то неуловимым, впитавшим в себя столь несовместимые явления, как «церковный диссидент» 14-го века Сергий Радонежский, брезгливость к иноверцам, неприязнь к христианам других конфессий, «святость» маршала Жукова с Григорием Распутиным. А заодно и духовная стойкость истребленных тоталитарным режимом новомучеников, имя которых используется сегодня в интересах реванша к убившему их тоталитаризму.
Понятно, что в этом обнаружить следы христианства проблематично. Если искать здесь признаки «инквизиции», «симфонии», национального «мифа», «комплекса» или «шовинизма» – да, сколько угодно. Но христианства нет. Как, кстати, нет и язычества, на которое, имея о нем крайне вульгарное представление, списывает возникновение многих своих проблем официальный церковно-государственный клерикализм.
Покопавшись в энциклопедических формулировках, любой мало-мальски сведущий сторонник идеологической клерикализации мог бы убедиться в том, что даже в его оправданиях его собственной правоты присутствует абсурдность. Признавая исключительность православия, как единственно верной апостольской традиции, проистекающей от самого Христа, говорить о какой-либо «этничности» такой религии – значит, отрицать саму суть христианства. Суть евангельского учения, предложенного всем и вся, не признает никаких границ и не требует никаких искусственных форм.
В этом отношении христианство и в самом деле можно считать на данный момент истории явлением уникальным: только это учение – в отличие от других, авраамических и от церковных доктрин, – продемонстрировало способность ассимилироваться с любыми культурами, от архаики афро-христианства до суперсовременных эзотерических НРД. На этом фоне попытка любой относящейся к христианству конфессии приватизировать «всю полноту Истины» в границах своей традиционной формы выглядит нелепо. Понятно, что распространение таких границ на весь окружающий мир представляет собой еще большую иллюзию...
Низведение одной из самых ясных мировых религий до местечковой идеологии в интересах сиюминутного политического удобства религиозные люди иногда называют преступлением против Бога – «кощунством», или «хулой». Но не поворачивается язык назвать преступлением то, что с той же религиозной точки зрения выглядит безумием, а со стороны – глупостью. Стоит взглянуть на клерикализацию с предоставлением Христа для обслуживания нужд кесаря в таком ракурсе, как очень многое расставляется по местам.
В первую очередь, становится понятной причина интеллектуальной и моральной деградации определенной части нашей публики, степень которой продолжает усугубляться. При этом нет особой разницы, как люди представляют себе то Высшее, с которым не стоит шутить – Господом Богом или Высшей Целесообразностью. Потому что, прежде всего, Оно одинаково эффективно лишает разума тех, кто преступает некую черту.
Не менее понятным становится и возникновение новых рисков во всех других сферах нашей жизни. Ведь инфекция безумия распространяется не избирательно, и недуг поражает представителей всех социальных групп. Отсюда и берутся «ученые», всерьез говорящие о том, что «нащупали Бога», или государственные мыслители, искренне убежденные в панацее аналогичного былому рейху «Русского мира». Отсюда же «родом» и псевдоверующие, стоящие насмерть на позициях ненависти ко всему «неправославному» или не зараженному еще одержимостью клерикализации.
Когда исполненный то ли праведного гнева, то ли аппаратного лукавства священнослужитель призывает народ крушить памятники Ленину, подчеркивая свою неприязнь к несчастному с христианской-то точки зрения большевистскому вождю, то объяснить это можно. Причем можно даже оправдать – политической нуждой, косным страхом перед враждебным символом, психическим расстройством или чем-то еще. Но никакого христианства или даже банальной умудренности жизненного опыта в этом, конечно, нет. Создается впечатление, что под сединами или статусными регалиями подобных «духовных лидеров» скрываются истеричные подростки, мучимые проблемами неудовлетворенных амбиций периода затянувшегося пубертата.
Но что может доводить людей до такого остервенения, когда неприкрытая ненависть к чему-либо искренне ощущается ими одним из проявлений достоинства? При этом она абсолютно одинакова у иных «верующих» – к Ленину, к иноверцам, к иноплеменникам или сексуальным меньшинствам. Люди искренне не замечают, что таким образом их подводят к более глобальной ненависти, объектами которой не впервые могут стать целые нации и государства.
В середине прошлого века похожим образом уже теряли голову те, чей больной рассудок опирался на собственную классовую или национальную исключительность. Сегодня для нее предлагается новая основа – идея этнического псевдоправославия.
П. Прохоров